Неточные совпадения
Левин всегда отсоветовал жене
носить ребенка
в лес, находя это опасным, и известие это было ему неприятно.
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он, глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы чувствовали, что он близко, что
в нем носится частица вашего существования, и что вы сами
носите в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах, и что не одними только своими глазами смотрите на эти горы и
лес, не одними своими ушами слушаете этот шум и пьете жадно воздух теплой и темной ночи, а вместе…
Она будто не сама ходит, а
носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по
лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
В Австралии есть кареты и коляски; китайцы начали
носить ирландское полотно;
в Ост-Индии говорят все по-английски; американские дикари из
леса порываются
в Париж и
в Лондон, просятся
в университет;
в Африке черные начинают стыдиться своего цвета лица и понемногу привыкают
носить белые перчатки.
А так как кости тоже
носили на себе следы огня, то, очевидно,
в то время, когда шел огонь по
лесу, трупы были уже скелетами.
Далее тропа идет по реке Вандагоу [Вань-да-гоу — извилистая большая долина.], впадающей
в Тютихе недалеко от устья. Она длиной около 12 км,
в верхней части — лесистая,
в нижней — заболоченная.
Лес — редкий и
носит на себе следы частых пожарищ.
Если же везде сухо, то степные пожары производят иногда гибельные опустошения: огонь, раздуваемый и гонимый ветром, бежит с неимоверною быстротою, истребляя на своем пути все, что может гореть: стога зимовавшего
в степях сена, лесные колки, [Колком называется, независимо от своей фигуры, всякий отдельный
лес; у псовых охотников он
носит имя острова] даже гумна с хлебными копнами, а иногда и самые деревни.
Какая-то птица билась
в воздухе. Она, видимо, старалась укрыться
в лесу, но ее ветром
относило в сторону. При свете молнии я увидел, как она камнем падала на землю.
Ходили нигилисты
в пледах, очках обязательно и широкополых шляпах, а народники —
в красных рубахах, поддевках, смазных сапогах, также
носили очки синие или дымчатые и тоже длинные, по плечам, волосы. И те и другие были обязательно вооружены самодельными дубинами — лучшими считались можжевеловые, которые добывали
в дремучих домшинских
лесах.
Возьмите муравья
в лесу и
отнесите его на версту от его кочки: он найдет дорогу к себе домой; человек ничего подобного сделать не может; что ж? разве он ниже муравья?
— Ну, для начала и этого довольно, — решил Николай Матвеич, вскидывая ружье на плечо; он так
носил ружье только
в лесу, а
в селенье опускал его книзу, точно прятал.
Ах ты, горе великое,
Тоска-печаль несносная!
Куда бежать, тоску девать?
В леса бежать — листья шумят,
Листья шумят, часты кусты,
Часты кусты ракитовы.
Пойду с горя
в чисто поле,
В чистом поле трава растет,
Цветы цветут лазоревы.
Сорву цветок, совью венок,
Совью венок милу дружку,
Милу дружку на головушку:
«
Носи венок — не скидывай,
Терпи горе — не сказывай».
Рассказывать он не умел и не любил. «От долгих речей одышка бывает», — замечал он с укоризной. Только когда его наводили на двенадцатый год (он служил
в ополчении и получил бронзовую медаль, которую по праздникам
носил на владимирской ленточке), когда его расспрашивали про французов, он сообщал кой-какие анекдоты, хотя постоянно уверял притом, что никаких французов, настоящих,
в Россию не приходило, а так, мародеришки с голодухи набежали, и что он много этой швали по
лесам колачивал.
…Время от времени за
лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел
в глубоких колеях проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев,
носил и крутил их
в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял
в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине...
И пока я спал, мы с Селиваном были
в самом приятном согласии: у нас с ним открывались
в лесу разные секретные норки, где у нас было напрятано много хлеба, масла и теплых детских тулупчиков, которые мы доставали, бегом
носили к известным нам избам по деревням, клали на слуховое окно, стучали, чтобы кто-нибудь выглянул, и сами убегали.
Чорт со своею
ношей то совсем припадал к земле, то спять подымался выше
леса, но было видно, что ему никак не справиться. Раза два он коснулся даже воды, и от жида пошли по воде круги, но тотчас же чертяка взмахивал крыльями и взмывал со своею добычей, как чайка, выдернувшая из воды крупную рыбу. Наконец, закатившись двумя или тремя широкими кругами
в воздухе, чорт бессильно шлепнулся на самую середину плотины и растянулся, как неживой… Полузамученный, обмерший жид упал тут же рядом.
Скитские матери только что кончили службу, загасили
в часовенке свечи, сняли образа и пелены и все
отнесли к повозкам… Когда пришла на поляну праздничная толпа, и часовня и гробница имели уже обычный свой вид. На поляне скоро стало тесно. Народ разбрелся по
лесу.
Это вызвало со стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и
в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся
в зелень, выманила француза
в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно напали четыре человека
в масках, отняли у него ружье, завернули его
в ковер и
отнесли на руках
в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
— Я пришла сюда, чтобы научиться искусству, которое я люблю всем сердцем, всем существом моим… Не знаю, что выйдет из меня: актриса или бездарность, но… какая-то огромная сила владеет мною… Что-то поднимает меня от земли и
носит вихрем, когда я читаю стихи
в лесу,
в поле, у озера или просто так, дома…
В моих мечтах я создала замок Трумвиль,
в котором была я принцессой Брандегильдой, а мой муж рыцарем Трумвилем… А мой маленький принц, мой ребенок…
Спрятав заступ
в кусте, юродивый вернулся к мертвецу, взвалил его на плечи и быстрыми шагами с этою страшною
ношею направился
в чащу
леса.